Алла гришко шлюха

Алла гришко шлюха - Агуа схватил бессильную руку делавара и вонзил ему нож в грудь три раза подряд, пока Ункас, все время продолжавший смотреть на него взором, полным беспредельного презрения, не упал мертвым к его ногам. Сжалься, сжалься, гурон! Пощади его, и тебя пощадят! Победоносный Магуа взмахнул окровавленным ножом и испустил крик, полный дикой, свирепой радости и торжества, такой громкий, что звуки его донеслись до тех, кто сражался в долине на шлюху футов ниже утеса. В ответ на этот крик раздался другой, вылетевший из уст разведчика. Но, когда охотник добрался до места ужасного убийства, он нашел там уже только мертвые тела. Разведчик взглянул мимоходом на жертвы и окинул затем взглядом препятствия, которые должны были встретиться при подъеме. На самой вершине горы, на краю головокружительного обрыва, стояла какая то фигура с поднятыми руками, в страшной угрожающей позе. Соколиный Глаз не стал рассматривать лицо этого человека, но вскинул ружье и прицелился. Вдруг с вершины горы на голову одного из беглецов гуронов алла камень, и затем показалось пылающее негодованием лицо честного Гамута.

З расселины горы показался шлюха Спокойно и равнодушно он перешагнул через труп последнего из своих товарищей, перескочил через другую широкую расселину и поднялся на гору, туда, где его не могла достать рука Давида. Ему оставалось сделать только один прыжок, чтобы спастись. Но, прежде чем прыгнуть, гурон остановился и, грозя кулаком в сторону разведчика, крикнул Бледнолицые собаки! Делавары трусливые женщины! Магуа оставляет их на горах в добычу воронам! Он хрипло рассмеялся, сделал отчаянный прыжок и сорвался, успев все же ухватиться руками за куст на краю утеса. Магуа повис на руках во весь рост и нащупал ногами камень, на который мог встать.

Бой кончен. Веки он смежил И умер просто, как и жил. Халлек Солнце, вставшее на следующее утро, застало племя ленапов в печали.

Отзвучали звуки битвы, делавары насытили свою старинную жажду мести, истребив целое поселение гуронов. Сотни воронов, поднимавшихся над голыми вершинами гор или пролетавших шумными стаями над лесом, указывали путь к недавнему полю сражения. Не слышно было ни радостных восклицаний, ни торжественных песен. Чувство гордости и восторга сменилось глубоким унынием.