Проститутки с большими сиськами москвы

Проститутки с большими сиськами москвы - Но, пока я еще не ушел, я хотел бы знать, что рассказали вы тем, которые, словно голуби весной, так и летят сюда, что рассказали вы о старом делаваре и о храбрейшем из белых, какой когда либо бродил по этим горам? Эффингем и Элизабет удивились внушительному и торжественному тону, каким Кожаный Чулок произнес эти слова, и приписали это необычности обстановки. Молодой человек повернулся к памятнику и прочел вслух Вечной памяти Оливера Эффингема, эсквайра, майора его величества шестидесятого пехотного полка, солдата испытанной храбрости, верного подданного, человека чести и истинного христианина. Заря его жизни прошла в почестях, богатстве и силе, но закат ее был омрачен бедностью, людским забвением и недугами, и единственный, кто облегчал ему все тяготы, был его старый, верный и преданный друг и слуга, Натаниэль Бампо. Потомки воздвигли этот памятник высоким добродетелям хозяина и честности его слуги. Услышав свое имя, Кожаный Чулок сперва было замер, потом морщинистое его лицо осветилось улыбкой. Вот так здесь и сказано, сынок? Значит, вы рядом с именем хозяина вырезали имя его старого слуги? Благослови вас бог, детки, за вашу доброту, а когда стареешь, доброта идет к самому сердцу. Элизабет повернулась спиной к ним обоим.

Эффингем, силившийся сказать что то, наконец все же овладел собой Да, твое имя лишь вырезано на простом мраморе, но его следовало бы написать золотыми буквами! Покажи мне, сынок, где оно стоит, попросил Натти с детским любопытством, я хочу посмотреть на него, раз уж ему оказана такая честь. Это щедрый подарок человеку, который не оставил после себя никого, кто продолжал бы носить его имя в краю, где он так долго прожил.

Эффингем показал старику его имя на мраморной доске, и тот с глубоким интересом провел пальцем по всем буквам, затем поднялся с земли и сказал Да, душевная то была мысль, и по душевному все сделано. Ну, а что вы написали на могиле краснокожего? Слушай, Натти, сказал Оливер и прочел Сей камень возложен в память об индейском вожде делаварского племени, известном под именем Джона Могиканина и Чингагука. Не Чингагука, а Чингачгука, что значит Великий Змей.

Эх, кабы ты знал его, как я, когда он был в расцвете сил, кабы видел ты его в том самом сражении, где старый джентльмен, который спит теперь в могиле с ним рядом, спас его от разбойников ирокезов, те уже привязали могиканина к столбу, чтобы сжечь, ты бы написал все это здесь и мог бы, добавить еще очень многое. Я перерезал ремни, которыми его связывали, вот этими самыми руками, я отдал ему свой томагавк и нож ведь для меня всегда самым подходящим оружием было ружье. Да, он умел действовать в бою, раздавал удары направо и налево, как подобает настоящему воину. Я встретил Джона, возвращаясь со слежки за зверем, и увидел на шесте индейца одиннадцать вражьих скальпов.

Не вздрагивайте так, миссис Эффингем, то были скальпы всего лишь воинов. Когда я теперь гляжу на эти горы, где когда то мог насчитать над лагерями делаваров до двадцати дымков, стелющихся над верхушками деревьев, меня охватывает печаль ведь ни одного человека не осталось от племени, разве встретишь какого нибудь бродягу из Онидас или индейцев янки, которые, говорят, переселяются от берегов моря, их, по моему, и людьми то назвать нельзя так, что называется, ни рыба ни мясо, не белые и не краснокожие.